— Мариам, а ты почему не ешь? — бабушка заботливо придвигает ко мне ароматное тушеное мясо. — Я же тебе готовила. Твое любимое.

Улыбаюсь ей благодарно, но отрицательно качаю головой.

— Спасибо, ба, я не голодна.

— Детка, ты что? Да на тебе лица совсем нет. Случилось что-то?

Бабушка всегда была ко мне очень добра. Помню, как мазала коленки зеленкой, стоило счесать их паденьем на асфальт. Сказки тоже были ее прерогатива, не мамы.

Все направляют на меня любопытные взгляды, и только недовольный матери напоминает о том, что я должна быть счастливой для всех них.

— Устала очень, — вздыхаю, погладив тыльную сторону бабушкиной ладони, — перелет утомил. Спать наверное пойду.

— Ох, внучка, ты береги себя. Переутомляться вредно. Отдыхай конечно. Хочешь, завтра вместе пахлаву испечем?

— Да, хорошая идея, — пожав плечами, снова улыбаюсь ей. Нужно привыкать улыбаться через силу.

— Только с утра, — вставляет мама, — к вечеру за тобой приедет Нарек.

Перевожу на нее взгляд и киваю.

— Хорошо.

Сердце не сделало ни одного лишнего удара от услышанного, покорно принимая свое абсолютное поражение.

Глава 43

Демьян

Что за черт? Нажимаю на отбой, когда в очередной раз Мариам не берет трубку. Повторение долбанного сценария месячной давности. Только на этот раз шестое чувство вызывает непонятные вибрации в груди.

Стюардесса просит отключить телефоны, и я, переключившись в авиа режим, прячу смарт в карман.

Ненавижу находиться в неведении происходящего, а в том, что что-то происходит, сомневаться не приходится. Мариам около двух суток игнорирует мои звонки и сообщения.

Весь полет нервно тарабаню пальцами по подлокотникам. Еще никогда расстояние не казалось таким непреодолимым. Как будто между нами не тысячи километров, а безмерная пропасть.

Едва колеса самолета прекращают движение по полосе, проверяю мобильный. Снова пусто.

Нарастает чувство безысходности. Когда и родителям не позвонишь, чтобы узнать все ли с ней в порядке, и сам не можешь поехать к ней. Что могло случиться, чтобы снова поставить меня в режим ожидания? Может, рассказала наконец отцу, и тот взбрыкнул? Тогда наоборот мне необходимо увидеться с ним и все прояснить.

— Демьян Сергеевич, добрый день, — Ира встает со стула, стоит показаться из лифта.

— Если он добрый.

Ира благоразумно оставляет мою реплику без внимания и продолжает вежливо улыбаться.

— Вы вовремя. Через полчаса у вас встреча.

— Хорошо. Кофе сделай, Ир.

Скрывшись в кабинете, раздумываю пару минут. Звонить Даниеляну и интересоваться где его дочь конечно будет как минимум странно. Но и вариться в этом состоянии третьи сутки занятие не из приятных.

Догадки скачут от самых страшных, что с ней могло что-то случиться, до банальных, о том, что Мариам снова испугалась и закрылась от меня. Мне необходимо знать точно, что с ней все в порядке.

Набираю Оле. Она первая всегда в курсе того, что происходит с подругой.

— Алло?

— Привет, Оль. Слушай, ты о Мариам ничего не слышала?

— Ммм, — задумчивый голос бывшей девушки Давы отвечает за нее, — да нет. Мы не общались. А что?

— Да так, ничего.

Значит выход один. Звонить Даниеляну старшему. На ходу придумаю отмазку, на крайний случай.

Тигран отвечает не сразу. Каждый затяжной гудок бьет по нервам. Давай же, подними трубку.

И он поднимает. Вот только ведет себя совсем не так, как я ожидал.

— Да!

Короткое и ледяное. Даниелян никогда не говорил таким тоном. Напрягаюсь.

— Вечер добрый, Тигран.

— Давай без лишних фамильярностей! Я тебе не Тигран, а Тигран Арманович!

Челюсти сжимаются. Вспышкой приходит осознание. Он в курсе всего. Значит, больше ходить вокруг да около нет смысла.

— Где Мариам?

— Это не твое дело! Моя дочь там, где и должна быть! Чтобы больше не смел к ней приближаться! Втерся в доверие, гаденыш. Чуть жизнь ей не испоганил! Я-то думал, искренне помогаешь, а ты плату моей дочерью решил взять?

— Да к черту вашу плату. Деньги можете себе оставить, а мне Мариам нужна. Давайте встретимся, я все объясню.

Говорить спокойно не удается. Цежу сквозь зубы. Сердце колотится отбойным молотком, проламывая ребра.

— Не нужны мне твои объяснения. Я верну все до последней копейки! Не хочу быть должным такому ублюдку. А про Мариам забудь. Она сделала свой выбор. Через два месяца у нее свадьба. Или ты думал, что дочка окажется дурой легкомысленной и предпочтет тебе семью?

Последний вопрос я не слышу. В уши густой туман забивается. Звонок сбрасывается, а я еще несколько секунд пялюсь на экран, переваривая услышанное. Что она сделала? На автомате снова набираю ее номер, но в ответ только безжалостные гудки лупят под дых. Нет, этого не может быть. Мариам не могла! В памяти всплывают кукольные глаза, заглядывающие в мое лицо с доверием и трепетной любовью… Последний месяц был сказкой для нас. Забив на то, что приходится прятаться мы брали от каждой встречи максимум… Почти максимум, но я ждал. Уверенно и преданно ждал, когда она наберется смелости. Неужели, она так просто сдалась? Отвернулась от нас? От меня…

Какое-то шестое чувство, используя жалкую последнюю попытку, стучится в подсознании. А что если Мариам заставили уехать, и именно поэтому со мной говорил Даниелян старший, а не она сама? Бред конечно, но все же. Зная ее родню, они могли. Тогда все иначе, и я просто украду мою девочку к чертовой матери, и больше они дочку не увидят!

И словно ответом на мой вопрос в руке оживает мобильный. Четыре буквы имени друга загораются на экране.

— Да?

— Ты, бл*дь, охренел?

Судя по лестному обращению, Дава уже в курсе… Папаша, наверное, только что позвонил.

— И тебе здорова. Почему же сразу охренел?

— Демьян, как ты мог? Ты же мне как друг был, брат почти! — голос Давида пропитан почти таким же презрением, как и у его сородича. Значит, и этот ни черта он не поймет.

— Был? — выплевываю в ответ. — То есть если я люблю твою сестру, это автоматически делает меня врагом твоей семьи?

Я даже вижу сейчас выражение лица Даниеляна.

— Любишь? Дем, твою мать! Ты же знал, что ее нельзя трогать! Я же предупреждал! Знал твою блядскую натуру, поэтому лично тебе разжевал, чтобы к ней не приближался!

— Не смог я. Что меня за это повесить?

Несколько слов на армянском пролетают мимо ушей. Насколько я помню, это маты.

— Ты не понимаешь, чем это может для нее обернуться.

— Да мне насрать чем! — не в состоянии больше себя сдерживать, ору в трубку. — Я собирался жениться на Мариам. И плевать на ваши законы долбаные! Думаешь, я потягал бы ее и выкинул? Черта с два.

— Тебе плевать, а ей нет! От нее вся семья бы отвернулась.

— Даже ты? Как от Ольки отвернулся? А теперь приехав потащился к ней, как кобель последний? Давай, скажи мне, что ты не хочешь того же для сестры! Скажи, что ты охренеть как счастлив, а Ольку просто трахнул, потому что сперма в мозги долбит! И тогда я поверю, что и Мариам будет счастлива с тем, за кого ее выдадут.

Давид глотает мои слова молча, несколько секунд дышит в трубку, а потом подкуривает сигарету, судя по щелчку зажигалки.

— А с чего ты взял, что она несчастлива? — серной кислотой несется с того конца провода, — Демьян, я видел Мариам сегодня, она приходила к нам и собиралась на свидание. Вполне нормально себя чувствует. Не страдает. Она знает, что есть развлечение, а есть семья.

В горле собирается горький ком. Чувство пустоты, развеянное последней надеждой, возвращается и еще больнее впивается во внутренности, чтобы вывернуть их наизнанку. Стол скрипит от силы, с которой я сдавливаю край столешницы.

— Не надо было лезть в нашу семью. Тебе не потянуть этого. Оставь Мариам в покое. Развлекся и хватит. Жаль только, что друга я потерял.